История, рассказанная ниже, для западного читателя стала уже давно хорошо известной. В январе 1990 года английский журнал "СТРАД" (авторитетное издание об исполнителях и исполнительстве на струнных инструментах) опубликовал статью Дэнниса Руни "Вершины и ловушки", посвящённую карьере известного американского скрипача Эрика Фридмана - ученика прославленного Яши Хейфеца. В ней в частности рассказывается о "дружбе" Давида Ойстраха и Эрика Фридмана, которая, по мнению Дэнниса Руни, "имела целью полностью уничтожить развивающуюся карьеру молодого американского скрипача". Впервые на русском языке этот материал был опубликован в газете "Новое Русское Слово" в июне 1998 года (с сокращениями и некоторыми изменениями текста).
  В 60-е годы Давид Ойстрах концертировал в США чуть ли не каждый сезон. Эмиль Гилельс и Давид Ойстрах были первыми советскими артистами, дебютировавшими в США. Успех их выступлений можно назвать триумфальным. Мнение критиков не обязательно совпадало с реакцией публики, но советским читателям знать это было необязательно, потому что эти имена были частью развитой в СССР мифологии - одной из важных основ искусства пропаганды. Только после коллапса Советского Союза в новой России стали появляться серьёзные статьи и книги о жизни знаменитых учёных, артистов, писателей, раскрывающие факты биографии и профессиональной деятельности, считавшиеся ранее "неприличными", "очерняющими", "искажающими облик" и т.д., хотя на Западе многие десятилетия назад такие публикации были обычным явлением.
  Все мы находились долгие годы, даже живя на Западе, под воздействием таких "табу", продиктованных некоей "внутренней цензурой". В общем, в советской мифологии всегда существовали "священные коровы", рассуждать о которых было можно только в превосходной степени. Даже публикация перевода этой статьи была предметом долгих колебаний. Но что говорить об авторе перевода, если сам герой повествования Эрик Фридман рассказал об этой истории спустя 25 лет!
  Давид Ойстрах - один из самых замечательных концертных скрипачей ХХ века. Как человек своего времени он был исключительно преданным членом партии и советским патриотом, высоко ценя все те возможности, которые для него и для многих людей его поколения, открылись после Революции. По существу он обладал неофициальным титулом "Первой скрипки Страны Советов" или, так сказать, "генеральным скрипачом СССР" с 1937 года - после победы на Конкурсе им. Изаи в Брюсселе.
  Он стал бессменным членом жюри (чаще всего председателем) Всероссийских, Всесоюзных и международных конкурсов. Такое положение давало ему известную власть. Он мог влиять на развитие карьер многих молодых музыкантов, и не только советских.
  После каждого конкурса скрипачей именно Д. Ойстрах, как правило, отражал в печати прошедшее событие и от того, как это было сделано, часто зависела дальнейшая судьба молодых артистов.
  Ниже публикуется мой перевод фрагмента статьи Дэнниса Руни из журнала "СТРАД" (январь 1990 года), где рассказывается о том, как Давид Ойстрах "покровительствовал" Эрику Фридману.
  (В тексте Дэнниса Руни прямая речь Эрика Фридмана дана в кавычках - А.Ш)
  В 1965 году карьера Эрика Фридмана была стабильно успешной. Затем произошла серия, казалось бы, не связанных между собой событий, нанесших его карьере неожиданный урон. "Сол Юрок, (крупнейший американский импресарио 50-70 годов, делавший основной бизнес на гастролях советских артистов в Америке - А.Ш.) - рассказывал Фридман, - предложил мне контракт при условии, что я порву свои отношения с КАМИ (Коламбия артист менеджмент интернэйшнл"). Я продолжал поддерживать контакт с Коламбией, но уже чувствовалась некоторая враждебность с их стороны. А через несколько недель я внезапно потерял контакт с Юроком, который без объяснения причин отказался меня видеть и не отвечал на мои телефонные звонки. И теперь, без связи с ним и моими нелучшими отношениями с прежним менеджментом, таинственным образом меня стали подталкивать к поездке в Москву. Это предложение пришло от Давида Ойстраха, с которым у меня тогда были очень близкие и дружеские отношения.
  Ойстрах любил водить мою машину, однажды мы даже поехали с ним в Филадельфию (его вождение пугало меня до смерти…) Когда я высказал желание выступить в Москве, Ойстрах посоветовал, чтобы я принял участие в конкурсе им. Чайковского, так как он был председателем жюри. Я сказал ему, что по-моему это рискованное предложение, имея в виду мою карьеру и занятость в записях в это время. Он же одобряюще улыбнулся и сказал, что знает мою игру и что мне следует приехать на конкурс" (курсив переводчика - А.Ш.) "Я хотел думать, что он мне был ближе, чем это было в действительности. Он был замечательным скрипачом и артистом, и я идеализировал его и был с ним исключительно доверчив. До 30 лет я вообще ничего не знал (о жизни), даже не подписывал банковских чеков. Всё, что я делал - это играл на скрипке. Если кто-нибудь проявлял ко мне симпатию, я отвечал на это всем сердцем".
  Самое худшее, что Ойстрах был специально "инструктирован", чтобы склонить и уговорить Фридмана выступить на Конкурсе им. Чайковского и, "должно быть руководил каким-то образом разрывом моих отношений с Юроком, для того, чтобы положить им конец", вспоминал Фридман.
  "В 1965 году я был, возможно, самым молодым артистом, который был приглашён членом жюри Международного Конкурса скрипачей им. Жака Тибо в Париже. С безрассудным идеализмом молодости я критиковал в прессе тактику членов жюри советского блока, продвигавших своих собственных участников конкурса. Делая пустые жесты "беспристрастности", они голосовали так, что уже с первых туров конкурса не оставляли шансов для западных конкурсантов.
  Приехав в Москву, я обнаружил, что те самые коллеги по жюри в Париже год назад, теперь стали моими судьями. Не надо говорить, что мои невыдержанные замечания в прошлом году не внушили им любви ко мне".
  Другой возможной причиной стараний заполучить Фридмана в Москву (на конкурс им. Чайковского) было желание поставить в неловкое положение Я. Хейфеца - унизив его самого знаменитого ученика.
  "Хейфец был очень антисоветски настроен, - продолжал Фридман. - И он, и Ауэр продолжали оставаться "невозвращенцами". Ойстрах - советский патриот, возможно, хотел продемонстрировать величие и превосходство советской скрипичной школы и дискредитировать всемирно известного эмигранта".
  "Хейфец позвонил мне и подчёркнуто серьёзно советовал мне не ехать: "Ты увидишь, что там случится", - были его слова.
Хейфец и Фридман
  Надеясь повторить успех Вэна Клайберна и этим вернуть своих менеджеров, Фридман едет в Москву, где безуспешно пытается повидать Ойстраха. "Внезапно… он повёл себя так, как будто вообще меня не знает" (курсив мой - А.Ш.).
  Вскоре, к удивлению Фридмана, его неожиданно посетил в отеле один из скрипачей - молодой советский конкурсант, выступавший в Париже за год до этого.
  "Он играл тогда так, что не слишком зарекомендовал себя, но впоследствии стал широко известным. Не сказав ни слова о цели своего визита, он проследовал в ванную комнату, открыл все краны. Затем попросил меня поменять ему 50 рублей на 50 долларов, которые ему, якобы, были очень нужны. Я не хотел отказывать в помощи нуждающемуся коллеге, несмотря на то, что из-за обмена терял много денег, как будто рубль действительно стоил доллар, но главное… как могло случиться, что он так просто попал ко мне в отель? Я последовал за ним в парк (!), где мы и обменяли деньги".
  "Это, конечно, было специально подстроено, - уверен теперь Фридман. - С этого момента я чувствовал, что за мной следят. В дополнение к этому, другой советский музыкант, дружески настроенный ко мне и которого я знал раньше, - был удалён из моего отеля…"
  После первого тура, когда в основном стал известен порядок, занимаемый конкурсантами, Фридман шёл шестым, и он уже стал сожалеть о своём решении. "Видя, что конкурс проводится более чем сомнительно, (например, члены жюри занимались со своими учениками-конкурсантами, что возбранялось на таких соревнованиях во всех странах мира) во время конкурса, (курсив Фридмана), для всех западных участников назначалось самое неудобное репетиционное время в классах и залах. Распределение мест, совершенно очевидно, было слишком высоким для ряда скрипачей студенческого уровня, оказавшихся впереди меня, и я решив, что не получу здесь справедливой оценки своей игры, захотел уехать".
  Но Фридман намекнул об этом нескольким знакомым. И тогда к нему снова пришёл тот советский скрипач, которому он поменял деньги! "Он сказал, - вспоминал Фридман, - что я очень близок к 1-й премии! При моём подавленном настроении я так хотел ему верить! И я… остался, понимая, конечно, что я не должен себя обманывать и это место мне не занять…" Несмотря на 6-е место, Фридман убеждён, что принял тогда правильное решение. "Если бы я попытался уехать, я мог быть арестован". "На заключительном концерте лауреатов, каждый участник должен был играть 15-20 минут. Я играл час пятнадцать минут! Только я один играл так много, до тех пор, пока официальный представитель не сказал, что я хочу на этом закончить и прошу публику больше не вызывать меня, что было очевидной неправдой, и что, конечно, поняла публика" (вся публика, заполнившая в тот вечер Зал им. Чайковского, могла подтвердить, как и автор этих строк, что "официальный представитель" Балакшеев, просто довольно вежливо выпроводил Фридмана с эстрады, так как приём, оказанный ему публикой, начинал вызывать беспокойство устроителей концерта, явно ощутивших в этом некоторую демонстрацию протеста против распределения премий на Конкурсе скрипачей. - А.Ш.)
  "Позднее Жозеф Сигети (член жюри и всемирно известный скрипач, многократно гастролировавший в СССР в 20-30-е годы - А.Ш.), который был моим коллегой по жюри в Париже год назад, сказал мне, что ставил мне самые высокие баллы на всех трёх турах конкурса".
  Когда Фридман вернулся домой, журнал "Тайм" предложил ему написать статью. "Я отказался, поскольку горечь от всего происшедшего была бы заметна, и я едва ли мог подтвердить действия КГБ". Фридман решил оставить всё это на время. "Откровенно говоря, мир знал о политической сущности конкурса, но публика в целом не знала". Только в 1982 году, когда Фридман узнал, что детали этой истории уже были опубликованы (Пэйп и Асплер, "Музыкальные войны" - "The music wars" - Gordon Pape & Tony Aspler, Beaufort Books Publishers,New York 1982), он почувствовал, что пришло время прояснить ситуацию. Сегодня (в 1990 году - А.Ш.) он склонен думать, что всё происшедшее тогда имело обратный эффект. "Моя карьера росла, я стал выступать с такими дирижёрами, как Герберт Караян и Уильям Стайнберг". Однако Генри Рот (автор "Истории скрипичного исполнительства") считает, что этот жестокий ураган временно нанёс его карьере значительные потери. Действительная беда настигла Фридмана спустя 20 лет - его левая рука была повреждена в автомобильной катастрофе. Результатом была невозможность продолжать свою исполнительскую деятельность. Это вызвало серьёзную депрессию. "Для человека, привыкшего выступать с 10-летнего возраста, такое повреждение руки - немыслимая катастрофа". Из-за невозможности играть Фридман перешёл к преподаванию и теперь он профессор Йельского университета, а также Манхэттенской Музыкальной Школы, где он занимает почётное место "памяти Миши Эльмана".
  ***
  14 апреля 1956 года Давид Ойстрах выступил перед студентами Московской Консерватории с рассказом о поездке в США. Собрание это длилось, наверное, более трёх часов, так как Ойстрах также демонстрировал свои прекрасно снятые на узкоплёночную камеру фильмы об этой поездке, и о поездках в Англию и Францию.
Давид Ойстрах
  Всё это было захватывающе интересно, но кое-что показалось странным. После его основного рассказа, студенты, до отказа заполнившие большую лекционную аудиторию на 3-м этаже, задавали Ойстраху много вопросов, так как практически все мы были оторваны от музыкальной жизни Запада. Одним из вопросов, помнится, был:
  "Продолжает ли выступать Иегуди Менухин?" (Иегуди Менухин - единственный всемирно известный скрипач, выступивший в Москве в 1945 году - через 11 лет после визита Хейфеца в 1934 году). "Продолжает, - был ответ, - но, к сожалению, Менухин сегодня инвалид…" Все мы слышали о проблемах Менухина с руками, но… инвалид? До этого ответа, в начале своего рассказа, Ойстрах упомянул о том, что американские газеты писали о вкладе Менухина, приложившего много сил для организации гастролей Ойстраха в Америке и, естественно, встречавшего гостя в аэропорту. Впоследствии, в 1962 году, Менухин снова выступил в Москве. Конечно, все понимали, что какие-то проблемы с мышцами рук беспокоят его иногда, но все также видели, что он остался великим музыкантом.
  Был также вопрос и об Исааке Стерне. "Стерна в этот раз я не слышал - это вы скоро его услышите". Таким образом, он не ответил на вопрос, но в отсутствие студентов, когда делал своё первое сообщение для профессоров и педагогов Консерватории - ответил. Вот каким был этот ответ: "Стерн - это крепкий середняк". (Свидетельство проф. Д.М. Цыганова - моего учителя в Консерватории - А.Ш.)
  В обоих случаях Д.Ф. Ойстрах проявил себя коллегой нелояльным, необъективным. Что это было? Зависть или непонимание? Или просто нежелание признавать артистические достижения западных исполнителей, тем более на волне собственного успеха в Америке?
  Был, конечно, вопрос и о Хейфеце. "С Хейфецем… - сказал в раздумье, посмотрев в окно, выходящее на Никитскую, - я допустил ошибку". Зал затих… "Во время нашей встречи я спросил у него, почему он играет с таким давлением смычка на струны, "жмёт"… Он ответил: "Потому, что я играю в очень больших аудиториях и извлекаю соответствующий звук". К сожалению, отношения с Хейфецем у нас не сложились".
  Один из известных учеников Ойстраха, ныне живущий в США сказал мне: "С Хейфецем он всегда как бы заочно конкурировал. Он, как альпинист, карабкался на гору и… скатывался, опять карабкался и опять то же самое... Как-то он сказал: "Когда обо мне пишут как о первом скрипаче мира, то к этому постепенно привыкаешь и думаешь, что, наверное, в этом что-то есть… Но когда ты слышишь новую пластинку Хейфеца, то ты понимаешь, что ничего не знаешь о скрипке…" Таким образом, как и большинство выдающихся скрипачей мира, он мерил себя "по Хейфецу" и признавал его неоспоримое превосходство. Но, обладая громадным влиянием и властью в скрипичном мире, он использовал это влияние на то, чтобы контролировать и направлять судьбы многих советских, а нередко и зарубежных скрипачей, и в этом он был подлинным продуктом советской системы, подлинным советским политиком… Однако и личностью он был исключительно большой и противоречивой. И если политика отходила в сторону, то музыкантом он был, прежде всего".
  ***
  Не забудем, что описанная выше встреча со студентами произошла в 1956 году - за десять лет до приезда Эрика Фридмана на конкурс в Москву. За эти годы Ойстрах многократно встречался с различными молодыми скрипачами Америки и Европы, прослушивал их - впрочем, это удел всякого сколько-нибудь известного концертирующего солиста. Знакомство Фридмана с Ойстрахом относилось примерно к 1963 году.
  Эрик Фридман происходил из состоятельной семьи врача. Поэтому он мог полностью посвятить себя занятиям на скрипке, не заботясь о том, насколько прибыльной окажется его профессия в будущем. Ко времени встречи с Ойстрахом он уже был хорошо известным молодым музыкантом, как в Америке, так и в Европе. Его контракт, заключённый в 1960 году с Радио Корпорацией Америки (RCA) обеспечивал ему записи с лучшими оркестрами мира, такими как Чикагский, Бостонский, и Лондонской Филармонией. Он был приглашён Яшей Хейфецем сделать совместную запись Концерта Баха для двух скрипок (единственный случай, когда Хейфец выступил в дуэте с другим скрипачом) и какое-то время был его учеником, предварительно окончив Джульярдскую школу. Иными словами его карьера развивалась исключительно успешно и нужны были какие-то чрезвычайные обстоятельства, которые бы толкали Эрика Фридмана поставить весь свой предыдущий успех на сомнительную карту выигрыша первой премии на Международном Конкурсе им. Чайковского.
  Вряд ли сегодня возможно будет установить главное - почему Ойстрах так настойчиво уговаривал Фридмана принять участие в Конкурсе им. Чайковского? Что он видел полезного в этом для себя лично и для своей страны? Конечно, начиная с 30-х годов большинство международных соревнований, будь то спорт или конкурсы музыкантов были практически полностью политизированы. Получалось, что выиграть или проиграть должна была страна, которую представлял участник соревнования и потому определённый кворум стран, представленных конкурсантами, был всегда необходим.
  Одним из самых политизированных конкурсов сразу же стал Конкурс им. Чайковского. Уже первый Конкурс 1958 года показал всю свою ценность для большой политики. Вэн Клайберн, молодой американский пианист, выиграв первую премию, стал мировой сенсацией. Его успех был умело использован в начинавшейся разрядке между Востоком и Западом. Хрущёв часто появлялся на фотографиях вместе с Клайберном, что делало его более понятным на Западе - если премьер способен оценить выдающийся талант музыканта, то это делает его обычным человеком, "таким же, как мы" …Естественно, публика догадывалась, что без участия Хрущёва первая премия американцу не могла быть присуждена, но факт этот как бы демонстрировал "добрую волю" советского руководства к миру и мирному сосуществованию (вопрос о том, можно ли считать "доброй волей" разрешение Хрущёва присудить гениальному американцу честно завоёванную первую премию почему-то никому не приходил в голову…). Клайберн стал постоянным участником встреч в верхах, как тогда говорили, играя по таким случаям в посольствах, парламентах или резиденциях правительств разных стран (но с непременным участием представителей Страны Советов). Этим пользовались все советские руководители, вплоть до Горбачёва.
  Повлияла ли история Клайберна на решение Фридмана, как об этом написал Дэннис Руни? Конечно. Соблазн получить высокую премию, да ещё "подогретый" Ойстрахом, привёл его к роковому решению - поставить свою профессиональную карьеру на волю случая. В то же время Хейфец абсолютно точно предсказал Фридману, чем всё это кончится, и его предсказания начали сбываться сразу же по прибытии Фридмана в Москву.
  Главное, что кажется, понял Хейфец, это изменение политического климата в СССР после падения Хрущёва. Новое руководство было определённо нацелено, несмотря на всю пропаганду "мира" между народами, на активное противостояние - политическое и военное - Соединённым Штатам Америки. А следовательно, пустые жесты "доброй воли" в это время интересовали брежневское руководство меньше всего. Если в 1962 году на 2-м Конкурсе им. Чайковского вторую премию на конкурсе скрипачей присудили даже израильскому скрипачу - Шмуэлю Ашкенази, то на конкурсе в 1966 году, то есть через два года после падения Хрущёва, реверансы делались в сторону Японии. Две представительницы этой страны получили высокие премии. Двум американским скрипачам - Эрику Фридману и другому превосходному музыканту - Чарльзу Каслмэну дали соответственно 6-ю и 8-ю премии. А чтобы никто не говорил, что на Конкурсе им. Чайковского нет справедливости, 2-ю премию на конкурсе пианистов присудили американцу Мише Дихтеру.
  Впоследствии Эрик Фридман обвинял в равной мере себя - за невероятную наивность, и Ойстраха - за его коварство и двойственность.
  Вряд ли можно согласиться сегодня с Дэннисом Руни, что Ойстрах уговаривал Фридмана принять участие в конкурсе специально ради разрушения карьеры молодого американца. Быть может самое реалистическое предположение - Ойстрах хотел участия Фридмана, обеспечивая тем самым представителя США, но незадолго до начала, в определённый момент его информировали где-то на уровне ЦК, что на этом конкурсе американцы необязательны в качестве первых призёров. Сообщить об этом Фридману? Но каким образом? Присутствие же известного американского скрипача придавало Конкурсу дополнительный вес. Возможно, что Ойстрах надеялся, что его поведение насторожит Фридмана и даст ему понять, что произошли значительные изменения и его участие теперь приобретает совсем иной смысл? Он сделал вид, что незнаком с Фридманом. Но американцы в ту пору этого "языка" просто не понимали, хотя Фридман и заподозрил что-то неладное. Опять же - не наивный, здравомыслящий человек, должен был позвонить домой, рассказать о такой ситуации и принять решение до начала конкурса. Он этого не сделал. Удержать же на конкурсе известного молодого американского музыканта было весьма полезным для оргкомитета. Были задействованы скрипачи, бывшие на коротком поводке у КГБ. Остальное было делом техники. Фридман оказался в ловушке…
  Объективно говоря, Эрик Фридман мог бы быть среди трёх первых призёров, хотя и никак не первым - два советских скрипача, получившие первую и вторую премии - Виктор Третьяков и Олег Каган, (правда поделивший 2-ю премию с японской скрипачкой) - как конкурсанты производили большее впечатление потому, что были в первую очередь скрипачами-виртуозами, что на конкурсах всегда производит большее воздействие как на членов жюри, так и на публику. Фридман был серьёзным музыкантом, который вне конкурса производил более зрелое и интересное впечатление как артист-интерпретатор, но в условиях конкурса действуют другие законы - виртуозная яркость и законченность там, как правило, всегда побеждают! Присуждение Фридману шестой, да ещё поделённой премии было настоящим оскорблением для молодого американца и унижением американской скрипичной школы. Эрик Фридман был прав в том, что большинство призёров, получивших все премии до него, (за исключением первых двух), были действительно скрипачами почти студенческого уровня.
  Моральную оценку событий, изложенных здесь, читатель может сделать сам.
  Вершины и ловушки тех лет остались в истории. Давид Ойстрах умер в 1974 году, Яша Хейфец в 1987. Эрик Фридман скончался от рака в возрасте 64 лет 1 апреля 2004 года, до конца работая в Йельском Университете.
